— Вы не против посещения этих мест? — спросил он находящуюся рядом женщину. — Или тут слишком угнетающая обстановка?

Рашель сняла свое пальто и положила себе на колени. На ней была хлопчатобумажная блузка с короткими рукавами, наверное, та, в которой она была в момент ареста. Ему показалось, что она больше подходила для дома. Он также заметил, что на ее горле появились полосы пыли. Она была утомлена, сидела вялая и понурая.

— Знаете, я люблю этот город, — сказала она.

— Даже эту его часть?

— Я здесь живу с того момента, как они меня отпустили.

— Они вам дали возможность собрать свои вещи? — спросил Баррис. — Хоть какие-то вещи?

— Ничего, — ответила она.

— А деньги?

— Они были любезны. — Голос ее был ироничным. — Нет, они не позволили мне взять деньги, просто втиснули меня в полицейский корабль и отправили в Европу. Но перед тем, как отпустить меня, они разрешили мне получить достаточно денег из пенсии моего мужа, чтобы дать мне возможность добраться домой. — Обернувшись, она закончила. — Это все из-за красной тесьмы. Это было за несколько месяцев до выплаты регулярного пособия. Небольшое одолжение в мой адрес.

На это Баррису нечего было ответить.

— Вы думаете, — спросила Рашель, — что я возмущена таким отношением со стороны «Единства».

— Да, — был ответ.

— Вы правы, — ответила Рашель.

Такси уже приближалось ко входу в старинный кирпичный отель с потрепанным навесом. Чувствуя какую-то тревогу, Баррис спросил:

— В этом заведении все будет в порядке?

— Да, ответила Рашель. — Фактически, это то место, куда я и хотела привести вас.

Машина остановилась. Когда Баррис платил, то подумал, что, возможно, не стоило это делать самому. Может быть, мне стоит сесть обратно и уехать на нем? Повернувшись, он взглянул на отель.

Рашель Питт поднималась по лестнице. Было уже поздно. Какой-то мужчина появился у входа, держа руки в карманах. На нем был темный, неопрятный плащ, кепка надвинута на глаза. Он глянул на нее и что-то сказал.

Баррис сразу же взбежал по лестнице за ней. Он взял ее за руку и стал между нею и мужчиной.

— Посмотри-ка, — сказал он незнакомцу, вытащив из внутреннего кармана карандаш с микропередатчиком.

Медленно, ровным тоном, мужчина сказал:

— Не волнуйтесь мистер. — Он изучал Барриса. — Я вовсе не пристаю к миссис Питт. Я только проследил, когда вы прибыли. — Обходя Барриса и Рашель, он добавил. — Проходите в отель, директор. У нас наверху есть комната, где вы можете поговорить. Никто вас там не потревожит. Вы выбрали хорошее место.

Или, если быть поточнее, подумал Баррис, таксист и Рашель выбрали хорошее место. Он ничего не мог сделать, он чувствовал кончик лучевого пистолета, который незнакомец приставил к его позвоночнику.

— Вам нечего относиться с подозрением к людям в такой одежде и при таких обстоятельствах, — дружелюбно произнес мужчина, когда они пересекали грязный и темный вестибюль по пути к лестнице. Баррис решил, что лифт не работает, или во всяком случае, так писалось на табличке.

— Может быть, сказал мужчина, — вы не заметили исторический знак моего занятия. — У лестницы он остановился, огляделся вокруг и сдвинул свою кепку.

Суровое, темно-коричневое лицо, открывшееся Баррису было ему хорошо знакомо. Нос с небольшой горбинкой, словно его когда-то сломали и он таким и остался. Специально коротко остриженные волосы, придававшие его полному лицу выражение строгости.

— Это отец Филдс, — сказала Рашель.

Мужчина улыбнулся, и Баррис увидел неровные, но крепкие зубы. На фотографии это незаметно, подумал Баррис. И волевой подбородок тоже. Это внушало определенные мысли, хотя и не давало полного представления о человеке. Во всяком случае, отец Филдс выглядел более как боец, чем представитель религиозных кругов.

Стоя лицом к лицу с этим человеком, Баррис первое время чувствовал полный и абсолютный страх перед ним. И он пришел к нему вместе с уверенностью, что раньше они не были знакомы.

Впереди них поднималась Рашель.

8

— Мне бы было интересно узнать, — спросил Баррис, где вы встретились с этой женщиной?

Он указал на Рашель Питт, которая стояла у окна в номере гостиной, спокойно разглядывая крыши и дома Женевы.

— Отсюда можно увидеть здание Управления «Единства» — повернувшись, вымолвила Рашель.

— Конечно, можно, — ответил отец Филдс своим рычащим голосом. Он сидел в углу в полосатом халате и отороченным мехом тапочках, с отверткой в одной руке и осветительной арматурой в другой. Он собирался принять душ, но освещение не работало. Два других человека, очевидно, Исцелители, сидели за карточным столиком, сосредоточившись на памфлетах, сложенных в стопку между ними и связанных проволокой. Баррис предположил, что это материал для пропаганды Движения и они его распределяют.

— Это просто совпадение? — спросила Рашель.

Филдс проворчал, игнорируя ее, так как работал над освещением. Затем, подняв голову, отрывисто сказал Баррису.

— А теперь послушайте. Я не буду лгать вам, потому что это ваша организация основана на лжи. Любой, кто меня знает, может сказать, что мне никогда не нужна ложь. Почему? Правда — вот мое оружие.

— Какая правда? — спросил Баррис.

— А правда такова, что довольно скоро мы собираемся отправиться по той улице, которую вы можете видеть отсюда, к тому зданию, на которое леди смотрит, и тогда «Единство» перестанет существовать.

Он улыбнулся, показав свои уродливые зубы. Но надо отметить, это была дружеская улыбка. Как будто, подумал Баррис, он надеется что вступит в общий разговор, и по возможности ответил ему улыбкой.

— Желаю удачи, — заметил Баррис иронично.

— Удача, — повторил Филдс. — Нам она не нужна. Все, что нам нужно, это скорость. Это все равно, что проткнуть старый, гнилой фрукт палочкой. — Голос его зазвенел из-за акцента.

Баррис уловил в нем нотки, характерные для территории Таубмана — Южный штат, образующий край Южной Америки.

— Ради Бога, избавьте меня от ваших народных метафор, — сказал Баррис.

Филдс засмеялся.

— Вы заблуждаетесь, господин директор.

— Мне тоже так показалось, — безучастно согласилась Рашель.

Баррис почувствовал, что краснеет. Эти люди насмехались над ним, и он сам на это напросился. Он обратился к человеку в полосатом халате.

— Мне удивительно, как вам удается справляться с вашими последователями. Вы устроили убийство мужа женщины, но после встречи с вами она примкнула к вашему Движению. Это впечатляет.

Какое-то время Филдс молчал. Наконец, он положил вещь, с которой работал.

— Должно быть, — сказал он, — ничего подобного в Соединенных Штатах с тех пор, как я был рожден, не было. И эту область назвали бы «новой». — Он нахмурился и поджал нижнюю губу. — Я ценю ваше моральное негодование. Но кто-то все перевернул в этой бедной человеческой голове, это несомненно.

— И вы тоже приложили к этому руку, — заявил Баррис.

— О, да, — согласился Филдс. Он пристально изучал Барриса. Его жесткие, темные глаза, казалось, увеличивались и становились все более гневными. — Я в самом деле увлекся, — сказал он. — Когда я вижу этот симпатичный серый костюм, который на вас, и белую рубашку, эти черные сияющие туфли… — Его испытывающий взгляд изучал Барриса с головы до ног. — А особенно меня выводит из себя та вещь, которую вы носите в своих карманах. Эти карандаши, лучевые карандаши.

— Отец Филдс, — пояснила Баррису Рашель, — однажды обозлился на одного сборщика налогов.

— Да, — подтвердил Филдс. — Вы же знаете, что ваши фининспектора стоят над законом. Ни один гражданин не может легально предпринять что-либо против них. Мило, не правда ли? — Подняв руку, он отдернул свой правый рукав. Баррис увидел на теле шрам, почти до кости, от самого запястья до локтя. — Давайте найдем причину морального негодования в этом.

— Я его разделяю, — ответил Баррис. — Я никогда не одобрял процедуру сбора налогов. На моем участке этого нет.